— Деточка, что это на тебе? — опешила я.
— Я танцовщица хула, — гордо заявила девочка. — Костюмы нам придумала миссис Ричардсон.
На девочке было бежевое трико, а поверх — юбка из травы и лифчик из кокосов. В трико ее тело казалось голым, но каким-то складчатым, как у тощего розоватого слона.
С другой стороны подошла Шарла Дартнер, тоже участница группы поддержки, и вручила мне большую плетеную сумку с распечатками, фруктовыми мини-десертами и гигиенической салфеткой.
— Ваш подарочный набор! — объявила она.
Шарлу Клэр Ричардсон тоже одела в бежевое балетное трико, будто одень девочку в ее природный цвет, и тут-то все и догадаются, что она темнокожая.
Я поблагодарила Шарлу и, повернувшись к сцене, наткнулась на миссис Доутс. Та решительно перегородила мне путь к побегу, и на уровне моих глаз оказался ее тонкий, как бритва, нос.
— Мисс Слоукэм, — начала она, тряхнув искусственной гривой, — я проверила свой журнал, вы ведь еще не внесли аванс за учебу Мози?
Я сунула свой клатч в плетеную сумку, чтобы освободить одну руку.
— Миссис Доутс, я уже объясняла, вопрос не ко мне, а к матери Мози.
— Боюсь, ей сейчас немного не до этого, — чопорно проговорила миссис Доутс и многозначительно повела глазами.
Я проследила за ее взглядом. Лиза стояла у стены и разговаривала со Стивом Мейсоном, широкогрудым здоровяком с шапкой каштановых волос и двумя детьми, учениками школы Кэлвери. Деньги на учебу Мози (и еще двух-трех человек) у Стива точно были, равно как и жена. Лиза подалась к нему, и их лица оказались совсем близко. Слишком близко. Вот ее рука легла Стиву на грудь, темно-сливовый рот приоткрылся. В другой руке Лиза по-прежнему держала стаканчик с остатками пенной колады, но явно забыла о его существовании, все плотнее прижимаясь к Стиву и едва не проливая несчастный коктейль. Она словно хотела лизнуть Мейсону шею и попробовать ее на вкус. Стив отклонил голову назад и беспомощно оглядывал зал, будто призывая кого-нибудь на выручку.
Что-то было не так. Лиза, читающая мужчин как газету, не чувствовала, что Мейсону очень не по себе. Не сказав ни слова, я бросила миссис Доутс и устремилась к дочери.
Стив отступил на шаг, Лиза следом. Она выронила бумажный стаканчик, и остатки коктейля обрызгали чьи-то серебристые сандалии и лодыжки. Громко охнув, та женщина обернулась, а за ней и все стоящие рядом: надо же узнать, в чем дело. Лиза хохотнула, как пьяная гиена, и прижала вторую руку к широкой груди Стива. Слева от себя я заметила миссис Мейсон. Ее брови взлетели чуть ли не к прическе. Секундой позже она сквозь толпу двинулась к мужу. Я метнулась с ней наперегонки к своей дочери и, бормоча извинения, стала расталкивать детей и родителей.
Клэр Ричардсон протянула обрызганной даме бумажные салфетки, губы поджала кошачьей жопкой, аж помада свернулась. Взяв еще пару салфеток, она хотела поднять оброненный стаканчик, но я оказалась проворнее, схватила его первой и понюхала. Неужели Лиза принесла из дома флягу и превратила детскую коладу в нечто совсем недетское? От стаканчика не пахло ничем, кроме масла для загара. К тому же Лиза не пила, в январе она приколола к стволу ивы тринадцатый наркононовский значок. Когда я шагнула к ней, Лиза откинула густые кудри на спину. «Господи, у нее руки дрожат! — с ужасом подумала я. — Это хуже, чем алкоголь. Это опять наркотики. Она под кайфом!»
Лиза дрожала всем телом, совсем как тринадцать лет назад, когда вернулась домой с метамфетаминовыми язвами вокруг рта и бедняжкой Мози на костлявом боку. Я тоже задрожала, но от ярости. Как она посмела так обосраться, да еще здесь, в школе Мози? Как она могла? Как?
Я схватила Лизу за руку и развернула лицом к себе. Она снова захохотала, как-то странно, неестественно, и не осеклась, даже поняв, кто перед ней. На глазах у всех я оторвала Лизу от Стива, прекрасно зная, что увижу, если подниму ее лицо к свету, — тонкое колечко радужки вокруг огромных зрачков.
Я заставила ее запрокинуть голову и в ярком свете ламп увидела совсем другое: один зрачок расширяется, как бутон розы, раскрытие которого засняли покадрово и показали в ускоренном режиме, а другой зрачок постепенно сжимается в точку. Лиза недовольно посмотрела на меня, и уголок ее рта опустился, будто кто-то зашивал ей нижнюю губу и натянул нитку.
Я стиснула ее плечи — злость испарилась, теперь меня захлестнул страх. Дело было не в наркотиках. Судя по зрачкам, с ней творилось что-то ужасное.
— Лиза! Лиза! — позвала я.
— Голова раскалывается от этих барабанов! — пожаловалась она.
А потом произошло самое страшное: настоящая Лиза исчезла. Доля секунды — и перекошенное лицо стало пустым. Половина рта поползла вниз, Лиза дернулась, как марионетка на перерезанных лесках, и рухнула на пол. Не покачнулась, не вскрикнула в знак предупреждения, не устроила мелодраматическую сцену, а просто упала.
— Помогите! Помогите! — заорала я, бухнулась на колени и прижала ее к себе.
Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь гавайской музыкой из бумбокса, чересчур маленького для огромного спортзала. Я перевернула Лизу на спину — ее голова безвольно запрокинулась. Теперь огромными были оба зрачка. Лиза задрожала, на «ливайсах-чаевымогателях» расплылось темное пятно — это опорожнился мочевой пузырь.
— Нужно ложку ей в рот засунуть, — посоветовал какой-то мужчина.
— Звоните 911, вызывайте неотложку! — заорала я на Клэр Ричардсон.
Та разинула рот — все, конец кошачьей заднице! — и раскачивалась на высоченных каблуках дорогих туфель, как глупая жирафа с поползшей помадой. «Господи, Господи, помоги ей!» — вопила я, но Клэр тупо смотрела на нас с Лизой и морщила нос, явно учуяв резкий запах мочи. К счастью, Стив Мейсон уже достал телефон и набирал номер.