С губ Лизы слетел злой гортанный звук. Я подтолкнула ходунки, заставив ее обернуться, и сама издала такой же злой звук — якобы огрызнулась.
— Я заплачу, — пообещала я.
Сэнди не ответила. Она молча смотрела, как мы с Лизой перебираемся через море осколков и выходим на задний двор. Я закрыла дверь, подвела Лизу к бортику бассейна и прошипела:
— Какого черта?
Оглянувшись на дом, я увидела, что Сэнди раздвинула тюль и наблюдает за нами. Я повернулась спиной к дому и встала перед Лизой, заслонив ее от Сэнди. На дочь я злилась, но не желала, чтобы Сэнди глазела на исхудавшие Лизины ноги, пока я снимаю с нее кеды и платье. На Лизе был скромный сплошной купальник, который я купила в «Таргете».
Я стянула платье и скинула сандалии, отчаянно жалея, что сама надела не скромный купальник, а глупое танкини с маргаритками. Тут и плавки с высоким вырезом, и косточки, приподнимающие грудь. Хотелось показать Лоренсу, что и сейчас, двенадцать лет спустя, я не перестала бороться с клятой силой тяжести.
В купальнике мне было неуютно. Я чувствовала взгляд Сэнди и, к своему вящему раздражению, втянула живот. Так, нужно застегнуть на Лизе широкий матерчатый ремень. В реабилитационном центре доктора использовали нечто подобное, чтобы контролировать Лизу в воде и, если она потеряет равновесие, не хватать за пораженные части тела.
Мы спустились в бассейн и хором пискнули: вода холодная! Потом Лиза задрожала, и я не сразу сообразила, что она смеется.
— Не смешно! За чертову посуду придется расплачиваться. Тарелки-то в основном были хорошие, с итальянскими цыплятками. — Строгой тирады не вышло: я тоже прыснула. Мы стояли на неглубокой стороне бассейна, где вода едва доходила до купальников, и хихикали, как девчонки-проказницы, которые, заночевав вместе, откололи мерзкую шутку. Ладно хоть мы обе стояли спиной к окну! — Посуда, конечно, уродская, но ты молодец, оживилась, лишь когда мы начали громить кухню жены моего экс-любовника. Что на тебя накатило?
Услышав вопрос, Лиза тотчас перестала смеяться. Ее рот открывался и закрывался, открывался и закрывался, но с губ не слетало ни звука. Она попробовала снова — рот открылся, губы зашевелились, будто слово застряло в горле и Лиза старалась его вытолкнуть.
— Трава! — наконец выговорила она. По крайней мере, я так разобрала. Мы удивленно уставились друг на друга. Лиза замотала головой: нет, не то, а потом выдавила: — Утром трава.
Совсем не эти слова ей хотелось сказать. В испуганных карих глазах я прочла, что Лиза себя слышала и что она собой недовольна: получается совсем не то. Лизины плечи напряглись, она замотала головой: моя дочь впадала в панику.
— Спокойно! — велела я. — Ничего страшного! Ты разговариваешь, и это главное. Ты слова произносишь, пусть даже не те, что хочешь. — Лиза все качала головой, нет, мол, нет, нет. Я решительно хлопнула по воде и сказала: — Со временем все получится, а водная гимнастика нам поможет. Пошли!
Я легонько ткнула дочь надувной лапшой и, крепко держа за ремень, повела на глубину. Я приказала себе забыть Сэнди и сосредоточиться на упражнениях, которые Лиза делала с физиотерапевтом. Сперва мы размялись, прогуливаясь туда-сюда поперек бассейна. Немного челночной ходьбы, и мы зашли чуть глубже. Лиза поставила ноги пошире, чтобы плечи оказались под водой, и резко подняла руки, будто делала разножку без самого прыжка. Я держала ее за ремень, и Лиза еще раз подняла руки. Мы уже начали приседания, когда открылась дверь черного хода и к бассейну вышла Сэнди.
Она тоже надела купальник, слитный, от «Лэндс Энд», с тонкими бретелями. Купальник сидел так плотно, что казалось, на Сэнди корсет. Я прищурилась. Если Мози все-таки начнет звать меня бабулей, придется тоже такой купить. Впрочем, у Сэнди фигура что надо. Почти уверена, купальник она выбрала так, чтобы не оставалось сомнений, кто из нас жена, а кто любовница.
Сэнди села на бортик бассейна и опустила ноги в воду. Лиза тотчас выпрямилась в полный рост, здоровый уголок ее рта пополз вверх. Что же, почему бы и нет? Сэнди здесь, у бассейна, значит, Лиза снова в центре прерванной драки за отсутствующего мужчину. Для Лизы это практически родная стихия, вотчина. Не знаю, в курсе моя дочь или нет, только в драке за Лоренса она уже участвовала.
Мы с Лоренсом встречались почти шесть месяцев, когда на пороге моего дома появилась измученная наркотиками Лиза с Мози на руках. Я позвонила Лоренсу и попросила небольшой тайм-аут. Дел, конечно, прибавилось, но проблема заключалась не только в этом. Лоренс — коп, а Лиза твердила, что с метом покончено, но микстуру от кашля хлебала, как лимонад, — запивала ею разноцветные таблетки, которых у нее был полный карман. Не хотелось ставить Лоренса перед выбором — либо арестовать мою дочь, либо закрыть глаза на употребление запрещенных лекарств. Я подыскивала реабилитационный центр, но, прежде чем отправить Лизу на лечение, ждала, когда мне передадут опекунские права на Мози. Те несколько недель съели мой отпуск и больничный — я должна была наладить отношения с внучкой, чтобы она легче перенесла разлуку с матерью.
В разгар этих событий домой вернулась Сэнди с Гарри и Максом на буксире. Думаю, едва умопомрачительный секс приелся, она поняла, что продавец из обувного куда старее и толще, чем казался в Сети.
— Сэнди хочет все исправить, — сказал по телефону Лоренс.
— А что хочешь ты?
— Тебя, — ответил Лоренс, но таким тихим, извиняющимся голосом, что я невольно затаила дыхание. — Мальчики… липнут ко мне, как перепуганные мартышки. Потом отлипают и корчат из себя полных говнюков, чтобы увидеть, как я отреагирую. Они страшно рады, что их привезли домой, но нам с Сэнди больше не верят. По крайней мере, не так, как раньше. Я хочу, чтобы у меня с ними все наладилось. Хочу, чтобы им было хорошо.