Эту историю Патти рассказывала совершенно будничным голосом. Она лежала на животе, болтала ногами и листала потрепанный «Пипл мэгэзин». Ей такая свадьба казалась в порядке вещей. Никогда в жизни у меня не было подружки, которая в конкурсе «Чья семья ненормальнее» заткнула бы меня за пояс.
Наверное, поэтому я и рассказала ей, что кости, которые откопали на нашем дворе, принадлежат другой Мози Слоукэм. Лиха беда начало! Остановиться я не смогла и выложила Патти и про то, как Лиза бродяжничала, и как она украла меня, взамен умершей девочки, и как Роджер добрался до сути с помощью бритвы Оккама, и как он превратился в неутомимую суперищейку. Когда дошла до поездки в Утятник, то есть к ней домой, Патти закрыла журнал и стала слушать еще внимательнее, но, в отличие от Брайони Хатчинс, без придурочных ахов-вздохов. Я даже призналась, что украла Заго у ее родственницы, на что Патти спокойно сказала:
— Я сразу его узнала. Нормально. А бывшая хозяйка Заго — злобная сука, по-любому.
Как вломилась в дом Ричардсонов, я тоже рассказала, умолчав только про пистолет. Деревянная коробка теперь лежала у меня в рюкзаке между учебниками истории и математики. Я всюду таскала пистолет с собой, не зная, что с ним делать.
Моя исповедь закончилась, и мы сидели, молча глядя друг на друга.
— Представляешь, у меня где-то есть другая мама, а может, и папа. Странно, да?
— Не очень, — покачала головой Патти, пододвинулась чуть ближе и понизила голос, словно боясь, что голубые сойки, галдящие на соседнем дворе, подслушают: — Помнишь женщину, у которой я живу? Это моя тетя. Отца я не знаю, а мама влюбилась в барабанщика — прямо Йоко Оно.
— Это как? — спросила я.
— Понятия не имею. Но барабанщика в итоге выперли из группы. Они с мамой решили не жить. Барабанщик сиганул с эстакады на Брайер-стрит, сломал ноги и едва не угодил под машину, а мама сдрейфила и осталась у ограждения. Едва барабанщику сняли аппарат для вытяжения, он сбежал из города и отправился за группой. Мама попросила свою сестру, ну, мою тетю, присмотреть за мной пару дней и рванула за ним. Мне тогда лет пять было. Тетя до сих пор мелет чепуху вроде: «Вот сдашь математику — и мама вернется».
— Ты ее помнишь? — спросила я.
— Чуток. Она курила длинные тонюсенькие сигаретки. А волосы у нее мягчайшие, вьющиеся, как у Босса.
Для Патти это явно была не прикольная байка вроде истории про дядюшку и протез, а горькая правда, примерно как для меня история про кости. В общем, я глубоко вдохнула и выложила ей то, чем мучилась. То, чем не могла поделиться с Роджером.
— В лесу за нашим домом у моей мамы есть секретный шалаш на дереве. Лиза — друид, по крайней мере, так себя называла. Она частенько ходила в походы, типа чтоб уединиться с деревьями. — Я сделала паузу и нервно сглотнула. — В прошлом году я однажды тайком за ней увязалась. Хотела увидеть, чем занимаются друиды…
Прежде я никому об этом не рассказывала, даже сама старалась не вспоминать.
— Настоящие друиды приносили человеческие жертвы, — заявила Патти бодро. — Ну, в давние времена. Вырывали у людей сердца, жарили и сжирали.
— А ты с ацтеками не путаешь? — спросила я.
Ни тревоги, ни смущения я не чувствовала. Патти намекала, что даже если я видела, как Лиза ест человечину, то ничего страшного в этом нет. Вообще-то сцена, которую я подглядела, не была страшнее каннибализма, хотя, наверное, мерзее.
— Ну и что? Чем занимаются друиды? — спросила Патти.
— Поможешь мне найти шалаш на дереве? — выпалила я, не позволив ей задать следующий вопрос.
— Х-ха! — ответила Патти.
В переводе с утятниковского это странное слово обозначает «А то! Еще как!». Я не сомневалась: что бы мы ни нашли — дневник, письма моей биологической матери, мои детские фотографии, сделанные до похищения, или ничего вообще, — Патти не слишком удивится. Она не включит шизанутую ищейку, не кинется по следам и насильно никуда меня не потащит. Она позволит мне решить самой.
Мы спустились с дуба. Патти считала, нужно предупредить Босса, чтоб не волновалась, мол, мы идем гулять, — на случай, если позовет. Сама она могла хоть в час ночи дунуть на велике в магазин за конфетами, и никто бы не спросил, куда это она собралась, поэтому бесившее меня желание Босса ежесекундно меня контролировать казалось ей страшно трогательным.
— Зачем терять время? — удивилась я. — Босс знает, что мы на улице. Там мы и будем, только чуть дальше, чем она думает.
Мы с Патти шмыгнули в кусты и уже через две минуты отыскали начало извилистой лесной тропки, по которой я год назад кралась за Лизой. Не знай я, что тропка здесь, мы бы в жизни ее не нашли. Она раз пятнадцать исчезала, появлялась снова и петляла, петляла. Тоненькая тропка, густой лес — незаметно преследовать Лизу было несложно. Тропку я отлично помнила и сейчас шла так быстро, что Патти аж запыхалась. Она хоть и тощая, но совсем не спортивная.
— Здесь недалеко, — объявила я.
— Расскажешь, чем занимаются друиды? — спросила Патти. — Я тебе самое плохое о себе рассказала.
— По-твоему, кости во дворе и то, что меня украли, не самое худшее?
Патти покачала головой:
— Об этом Роджер знает. В смысле, ты расскажешь мне свой секрет, ты ж мой теперь знаешь.
Если честно, мне хотелось с кем-то поделиться. Не с Роджером, нет, это дохлый номер, и не с Боссом, она говном изойдется и убьет Лизу. А вот с Патти, наверное, можно.
— Хорошо, только, чур, не останавливаться! — попросила я, потому что рассказывать, глядя себе под ноги, казалось легче.